Появление на сцене заслуженного артиста Республики Казахстан Ю. Н. Капустина в любой роли неизменно вызывает восторг зрительного зала, но если бы вы знали, какой это еще и великолепный рассказчик, какая многогранная интересная личность! Мы сидели в его гримерке и актер так прекрасно говорил о своей профессии, о ролях, так философски рассуждал о театре, что мы решили дать возможность читателю самому послушать этот монолог.

Детство
Заканчивал я школу в городе Уральске. Школа была с производственным обучением, там были прекрасные слесарные и токарные мастерские, автодело. Как все мальчишки, мечтал стать летчиком, поэтому в 9 классе отправился в планерную школу и начал летать на планере. Выше 50 метров не поднимался, но, тем не менее, это, считал, определило мое будущее призвание.
Поступил в авиационное училище в городе Уральске. Полтора года там проучился, а затем меня отчислили по состоянию здоровья… Что делать? Приехал к маме в Саратов — она тогда там жила — и пошел на авторемонтный завод, стал работать по профессии, которую получил в школе — токарем. Готовился поступать в политехнический…
Но тут я хочу отметить: еще в школе для меня, будущего летчика, существовал некоторый “запасной аэродром”. На уроках литературы я был иллюстратором. Читал с листа. Много играл в школьном театре. Когда заканчивал 10 классов, говорил себе: не поступлю в летное, пойду в театральное. И вот, когда с летным училищем произошел такой “обвал”, я прочитал в областной газете маленькое объявление: “театральное училище объявляет набор”. Пошел на экзамены и … поступил. Потом жизнь приготовила мне еще одно испытание: после очередной медкомиссии меня неожиданно признали “годным к летной работе без ограничений”. Но я уже свой выбор сделал, хотя до сих пор считаю, что полеты — ни с чем не сравнимое ощущение…
Первый восторг от театра
В Саратове был великолепный театр юного зрителя, который многие годы возглавлял Юрий Петрович Киселев. Хорошо помню сказку “Аленький цветочек”. Это было волшебство. Героиня по ступенькам спускалась во дворец к чудовищу и каждая ступенька светилась. Боже мой, там летали предметы!
Позднее я часто бывал в драматическом театре им. К. Маркса. Помните, в театре были оркестры? Когда начиналась увертюрочка, чуть вздрагивал и открывался занавес, и со сцены шел совершенно другой, очаровательный воздух, начиналось волшебство…
Первые роли
После окончания студии в Саратове весь наш выпуск пригласили работать в Ставропольский театр им. М. Ю. Лермонтова. Там есть знаменитый курорт Теберда, так вот нам всем главреж купил туда путевки, и мы начали репетировать сразу два спектакля. В “Ста четырех страницах про любовь” я играл штурмана Леву Карцева, и в “Соленом арбузе” — пьесе о строительстве железнодорожной ветки Абакан-Тайшет — комсомольского вожака. Когда актеры театра пришли из отпуска, эти два спектакля были уже готовы.
Потом меня ввели на роли сотрудника ЧК Хрусталева в “6 июля” и Майданникова в “Поднятой целине”, а в целом первый сезон закончился у меня большой работой — ролью Саши Адуева в “Обыкновенной истории”…
Как я попал в Алма-Ату
Так сложились обстоятельства, что нам с женой (я к тому времени уже женился), надо было куда-нибудь из Ставрополя уехать.
В Алма-Ату я написал наугад. Мне говорили: “Ты сошел с ума, ты не представляешь, там же верблюды по улице ходят!” Тем не менее я получил от Мара Владимировича Сулимова, он был главным режиссером театра им. Лермонтова, письмо с вопросами, ответил на него, и вскоре от него пришла телеграмма, что в театр я принят.
Прилетел я в Алма-Ату 2 августа, мне сразу понравился старенький городской аэропорт, потрясла огромная масса цветов и яблок. Потом с гастролей я каждый раз с радостью возвращался в эту зелень. Так оказалась моя жизнь связана с двумя театрами им. Лермонтова.
О ролях
Я не устал от профессии, меня тянет к зрителю. У меня нет любимых ролей. Все роли — наши дети, поэтому кого-то выделять, а кого-то оставлять на втором плане нельзя.
Как правило, я живу теми ролями, которые у меня в эксплуатации на данный момент, хотя у меня в репертуаре есть масса ролей, о которых любой актер может только мечтать: Гуськов в “Живи и помни”, Голубев в “Наедине со всеми”, Арбенин в “Маскараде”. Сейчас великолепный ролевой материал в “Цене”. Но вот что важно. Если в работе над той или иной ролью нет мученья, вряд ли что-нибудь получится. Мы просто обязаны мучиться над ролевым материалом, создавая тот или иной характер.
Капустин — режиссер
Как-то писатель Щеголихин меня спросил: “Юра, зачем вам надо ставить спектакли? Вы же действующий актер”.
Я подумал: в самом деле, зачем? В общем, у меня нет какой-то особой жажды ставить спектакли. Просто ходишь по этим улицам, общаешься, видишь, читаешь, и в тебе что-то накапливается, и это что-то начинает бунтовать. Появляется потребность в пьесе, в режиссерской работе. Я ставлю только то, что выстрадано.
Поставить пьесу “Двое на качелях” была инициатива моей партнерши Нины Жмеренецкой. В ответ на наше предложение много лет назад М. В. Сулимов сказал: “Ребята, если бы я брал эту пьесу в план, то ваши фамилии при распределении и не упоминал бы… Но раз вам так хочется работать, приготовьте одну сцену из спектакля. Тогда мы с вами и решим”.
Мы с Ниной 4 с половиной месяца репетировали одну из ключевых сцен спектакля. Потом показали свою заготовку режиссеру, и Мар Владимирович, я ничего не преувеличиваю, плакал. Еще через год и полтора месяца мы ему показали спектакль полностью.
Он был в репертуаре театра 13 лет. Я сменил два костюма, а моя партнерша — больше. Потому что мода скоротечна, а темы, которые поднимались в спектакле, — вечные.
Наша следующая работа — “Наедине со всеми” по пьесе Гельмана. Когда мы уже сыграли спектакль, Нина сказала: “Бог любит троицу, надо ставить третий спектакль”.
И через достаточно большой промежуток времени появилась “Двойная игра”.
Я ей говорил: “Нина, мы много умеем, хотя у нас уже есть ракушки, от которых надо избавляться, есть характер. Но в двойной работе телегу должны тащить оба. Нина — девушка с характером, иногда ей хотелось “потянуть одеяло на себя”, но потом все это прошло. Ее очень выгодно выделяет среди других актрис удивительная работоспособность и преданность театру. Она готова как негр вкалывать. Как партнер она надежна. Наша профессия так построена — ты для партнера, партнер для тебя. Тогда только что-то получится.
Встреча с Шекспиром
Первая встреча с Шекспиром состоялась у меня в Ставрополе. Я играл Освальда — дворецкого Гонерильи. Это был второй-третий сезон после вуза, я был беспомощен, мне хотелось, чтобы кто-то меня подбодрил, что-то подсказал, хотя я нормально репетировал и в то время был уже членом художественного совета. Когда худсовет закончился, я расплакался: “Все так много говорили и никто ничего не сказал про меня!”
“У тебя прекрасная работа!” — в конце концов сказали мне. Но я хотел большего, это же была моя первая встреча с Шекспиром!
Я хотел бы сыграть Ричарда Третьего, но понимаю, что вряд ли теперь моя мечта реализуется. Да и само желание со временем притупляется и уходит все дальше. Как правило, Ричарда Третьего ставили под знаком борьбы за власть, хотя, на мой взгляд, борьба за власть в пьесе Шекспира — это только следствие. Причина в другом. В первом монологе Глостер говорит: “Я был до времени рожден…”
О сказках
Спектакль “Пока она умирала” по пьесе Птушкиной — сказка. А почему мы боимся сказок, ведь вся наша жизнь по сути дела — тоже сказка. Очень плохо, когда человек превращается в компьютер, когда начинает все просчитывать.
В программке спектакля “Пока она умирала” написано “комедия”, но, на мой взгляд, это грустная комедия. Она с ностальгией по добру, по человеческим отношениям. У моего героя есть все — деньги, дача на Канарских островах, любимая профессия, но нет самого главного — местечка, куда можно приложить голову, уха, которое могло бы тебя выслушать, поэтому в данном случае хорошо, что наш спектакль — сказка.
Мы говорим в нем об одиночестве. В любом возрасте человек проходит через испытания одиночеством, а это жуткое ощущение, когда ты один, на обочине, никому не нужен… Человек вообще на этой грешной земле живет в мире иллюзий. Обстоятельства что-то ломают, во что-то вмешиваются, не всегда получается так, как хочется… А на сцене иллюзия — это хорошо.
Кроме того, у нас в спектакле собралась хорошая актерская компания, мы радуемся, когда встречаемся друг с другом.
Тема актера и тема театра.
Вся драматургия, на мой взгляд, построена на взаимоотношениях мужчины и женщины. По большому счету, никого не интересуют социально-экономические, производственные вопросы, кроме того, мы все это уже проходили…
Идеальный пример здесь “Маскарад” Лермонтова. В театре “Бенефис” я играл роль Арбенина. Пьеса эта удивительна хотя бы потому, что очень молодой человек смог написать такое гениальное произведение, глубоко проникнуть во взаимоотношения мужчины и женщины. Но классик потому и классик, что у него масштаб большой. Нет мелких страстей, тем, желаний, конфликтов, у него все крупно.
У меня такое ощущение, что я как будто вчера отравил Нину, накрыл ее большим шарфом, и задул свечу…
О перевоплощении
Я довольно своеобразно отношусь к самому факту перевоплощения актера. Когда я перевоплощаюсь, это совсем не значит, что зритель должен увидеть на сцене человека, не похожего на Юру Капустина. Все равно, желает он этого или нет, он все равно меня увидит таким, какой я есть. Сколько бы я ни заклеивал нос, ни приклеивал бороду, усы, парик, ничего это не изменит… до одного момента.
Да, при работе над ролью я использую свои данные, я исхожу от себя. Но я пытаюсь совершать поступки героя. И как только я их освою достаточно массированно, что ли, тогда меня нельзя будет узнать. Мне станут говорить: “Зачем вы роль отрицательную взяли? Вы же в жизни не такой!” Все правильно. Я же на сцене совершаю не собственные поступки, а поступки моего персонажа. Перевоплощение случится тогда, когда я уйду в поступках героя как можно дальше от собственной сути.
В искусстве драматического актера не должна присутствовать обманка.
Как только я получаю ролевой материал, для меня не существует местоимения “он”. Есть только местоимение “я”. И я вместе с персонажем в предлагаемых обстоятельствах пытаюсь пройти по его дороге путем проб и ошибок.
Вот если я так к этому буду относиться, глядишь, что-то, возможно, и сотворю умное, построю образ, характер.
Мне не нравится драматургия-анекдот. Мне нравятся серьезные роли, в которых есть за что побороться. Все мои герои, во всяком случае, не однозначны. Мерки, с которыми
я подхожу к своим героям, многогранны. Жизнь — она не простая штука, не прогулка…
О современности на сцене
Мы должны разговаривать со сцены сегодняшним языком, жить сегодняшними страстями. Не надо пытаться реставрировать время, ведь сейчас совсем другие темпо-ритмы.
Классический пример современного классического спектакля для меня “Мещане” Г. Товстоногова в БДТ. Прошли десятилетия с того времени, как М. Горький написал свою пьесу, а что изменилось? Посмотрите на градус конфликта! Во взаимоотношениях людей есть вечные темы в любые времена.
Говорят: все развивается по спирали. Фигня! Все развивается по кругу. Меняются моды, прически, лица, выражения, и все возвращается на круги своя…
Раньше, как известно, режиссер в спектакле говорил подтекстом, потому что многое нельзя было произносить вслух. Сегодня средства массовой информации дают столько “чернухи”, что театру совсем не нужно к ней обращаться, тащить ее на подмостки.
Театр должен быть красивым. Он должен показывать все то доброе, великое, что есть в нашей жизни. Это не значит, что мы должны только лить зрителям сладостный сироп. Мы — дети своего времени, живем в его проблемах, а театр во все времена существовал для того, чтобы давать пищу для размышления, помогать людям. Наша профессия — миссионерская. А политикой театру заниматься не надо…
О молодежи и театре
Я обратил внимание: последние три-четыре года подростки пошли в театр. И не только девочки, но и мальчики, что еще более удивительно. Причем стали ходить не в целом на спектакли, а на отдельных актеров. Во многих квартирах сегодня есть видеомагнитофоны, можно купить любую кассету, а человека потянуло в театр. Ему хочется сострадать, ведь драматическое искусство основано на сопереживании.
Бьется актерский пульс, создается аура спектакля. Это ощущение ни с чем не сравнить и ничем не заменить. Театр никогда не погибнет. Возможно, он будет проходить через всякие катаклизмы, изменения, но будет жить…

Юрию Капустину
Ум, порох и огонь слились единым целым,
Способным сдетонировать с одной лишь спички.
Для серости всегда имеются пределы,
Талант, как правило, ничем не ограничен.
В. Турунтаев