Премьерой спектакля «Трансфер» по пьесе французского драматурга Жана-Пьера Абу завершил 82-й театральный сезон Государственный академический русский театр драмы им. М. Лермонтова. О прошедшем сезоне и театре рассказывает его художественный руководитель, народный артист Казахстана, лауреат Государственной премии РК Рубен Андриасян.

 – Рубен Суренович, на ваш взгляд, насколько удачен был сезон?
– Никогда не даю оценок, считая, что это прерогатива зрителя. Лично же я доволен тем, что мы достаточно напряженно и интенсивно отработали сезон, выпустили не пять премьер, как обычно, а шесть. И произошло это потому, что сумели мобилизоваться, что составляет предмет моей гордости.
– Если взглянуть на репертуар, то в нем и русская классика – чеховская «Чайка», и современные пьесы. На стыке годов прошла премьера гоголевского «Ревизора»…– …и моноспектакля «Я жду тебя, любимый». Вне плана мы выпустили «Визиты к мистеру Грину» по пьесе американского драматурга Джеффа Барона. Кстати, когда я давал согласие на эту постановку, думал о том, что такой материал грех упускать для народного артиста Юрия Борисовича Померанцева, который играет в спектакле главную роль. Хотя и предвидел неприятие темы у определенной части нашей аудитории. Тем не менее мы взяли пьесу, и Юрий Борисович прекрасно в ней работает. А ведь ему уже 92 года! Да и молодой актер Антон Митнев, его визави в этом спектакле, проявил себя очень тонким партнером.– А почему в конце сезона у вас пошли французы: «Ужин с дураком» Франсиса Вебера, «Трансфер» Жана-Пьера Абу?
– Во-первых, мы следовали непреложному закону русского театра – к весне дай водевиль. Во-вторых, не секрет, что наш зритель охотнее идет на комедии. Для него хорошая комедия – отдохновение, а для нас – финансовая подпорка, и я не могу об этом не думать.

Рубен2– То, что подобные легкие комедии у вас уравновешиваются классикой, тоже закон театра или ваше предпочтение? В прошлом году был Гоголь, в нынешнем – Чехов…

– Что до репертуарного равновесия, то мы всегда стараемся его выдерживать, а что касается Чехова, то это моя слабость, если Чехов может быть слабостью. Ставил практически все его пьесы, кроме «Дяди Вани», эту постановку осуществил легендарный Азербайжан Мамбетов. Скажу больше, я могу гордиться, что потихонечку приучал алматинского зрителя к русской классике. Ведь раньше картина была такая: на западную классику ходили, очевидно, из-за традиционного предпочтения всего западного, а вот на русскую – с трудом. А у нас в этом плане есть и спектакли-долгожители – пять лет уже идет «Вишневый сад». Но даже если мы играем легкую комедию, всегда думаем о нравственном уроке.
– Значит, вы полагаете, что театр все-таки должен оставаться воспитателем? Но зритель-то у вас взрослый, стоит ли его воспитывать?
– Если это делать в назидательной форме, то, конечно, не стоит. Театр и дидактика – вещи не совместные, но подтолкнуть мыслительный аппарат зрителей к нужному восприятию происходящего, заставить задуматься о гранях добра и зла – вот задача театра на все века.
– А как вы относитесь к тому, что сейчас модно осовременивать классику? Например, недавно на сцене нашего оперного театра прошла премьера авангардной «Кармен».
– Видите ли, осовременивать можно тоже по-разному. Скажем, Гамлета играть в джинсах. Но я думаю, что актуализировать классику нужно прежде всего по содержанию, по попаданию ее в сегодняшний день. Классика, она потому и классика, что современна в любых исторических реалиях. А что касается «Кармен», я эту постановку не видел, поэтому и не могу судить.
– В одной из телепередач Никита Михалков вспомнил театр Таирова, театр Мейерхольда, которые в революционные 20-е годы прошлого века тоже пытались сломать привычные культурные традиции, искали новые формы театрального искусства. Но у них это было не данью моде, а потребностью души. А есть, как выразился Михалков, выпендреж, что, по его мнению, не имеет ничего общего с творческими поисками.
– Это действительно так. Почему, к примеру, я не разделяю нелюбовь многих к Роману Виктюку, потому что Роман Григорьевич, как бы он ни сходил с ума, старается убедительно доказать свое право на это сумасшествие.
– На сцене вашего театра Виктюк ставил спектакль «Фуршет после премьеры», который действительно очень неоднозначно воспринят. Но мне лично было интересно его смотреть, хотя бы потому, что спектакль совершенно не похож на то, что мы привыкли видеть на театральной сцене. Кстати, что-то давно у вас не было приглашенных режиссеров столь высокого уровня.
– В этом сезоне у нас работал прибалтийский режиссер Линас Зайкаускас, он поставил спектакль «Наш городок» по пьесе Торнтона Уайлдера. Сейчас мы пригласили главного режиссера Тбилисского русского театра имени Грибоедова Георги Маргвелашвили, он будет ставить Шекспира – «Ромео и Джульетта». В нашем театре пьеса еще не ставилась.
– Рубен Суренович, а вы сейчас над чем работаете?
– Я наконец нашел казахского драматурга… в Москве. Как-то, блуждая по Интернету, наткнулся на фамилию Жанайдаров. Этот молодой человек берет призы на престижных конкурсах молодых драматургов. И вот одну из его пьес мы сейчас репетируем. Она называется «Джут» и затрагивает очень болезненную страницу истории казахского народа. Пьеса интересна еще и тем, что история в ней переплетается с сегодняшним днем.
– Раньше, заканчивая сезон, театры выезжали на гастроли. Как сейчас обстоит дело?
– В сентябре мы поедем на небольшие гастроли в Уральск, везем четыре спектакля. А о тех длительных гастролях, которые бывали в советское время, увы, надо забыть. Сейчас это слишком дорогое удовольствие, ведь всему коллективу надо оплачивать гостиницу, выплачивать суточные, везти реквизит…

– Как-то брала интервью у нашей знаменитой скрипачки Айман Мусахаджаевой, которая сказала, что есть намерение у россиян и у казахстанцев создать единое культурное пространство по типу Единого экономического союза. Как вы считаете, помогло бы развитию культуры такое объединение?
– Чем больше будет таких объединений, тем лучше. И кто знает, может, когда-то это и осуществится.
– Вы интересуетесь, как работают ваши коллеги в Москве, например?
– Конечно, по мере возможности. Но, видите ли, в Москве та же картина, что и здесь – всеобщая усталость от новых форм.
– Но у них на это толкает конкуренция: театров-то много…
– Да, много частных, небольших театров, созданных на спонсорские деньги, в них появляется что-то интересное, кто-то идет к прорыву… К сожалению, у нас почему-то считают, что театры должны быть только государственные. Но спонсорское движение нужно поощрять.
– Меценатство ценилось во все времена. Все знаменитые русские театры – и МХАТ, и Малый, и музыкальный, который сейчас носит имя Немировича-Данченко, создавались меценатами.
– Конечно, и царь-батюшка большие ордена давал за меценатство. Но если будут просто какие-то преференции в ведении бизнеса, льготы при обложении налогом, как это делается за рубежом, тогда и у нас станут активно вкладываться в искусство. Я не единожды говорил об этом, в том числе и на встречах Президента с творческой интеллигенцией. Может быть, когда-нибудь мы к этому подойдем.
– Вернемся к репертуару театра. У вас есть спектакли-долгожители. А от чего зависит продолжительность жизни того или иного спектакля? «Пока она умирала» идет, мне кажется, уже лет десять.
– Больше… Я понял одну простую истину: спектакль-долгожитель обычно очень добрый. И когда зритель получает эту инъекцию добра, он опять хочет прийти в театр. У нас есть спектакль по пьесе Лобозерова «Семейный портрет с посторонним» с Владимиром Толоконниковым в главной роли. На этого актера, конечно же, идут, но в то же время и спектакль тоже очень добрый. Ведь если семья ломает голову над судьбой котят, которые родились на чердаке, это уже о чем-то говорит.
– Коль уж вы заговорили об актерах, давайте продолжим эту тему на уровне возрастных границ. Вот, скажем, в «Чайке» все главные роли вы доверили молодым, чему, признаюсь, была удивлена. Чтобы решиться на это, надо иметь определенную режиссерскую смелость.
– Если бы я не давал молодым работать, то у меня Настя Темкина и Виталий Багрянцев до сих пор бы играли лисичек и зайчиков в сказках, а ведь они уже более десяти лет назад окончили театральный вуз. Больше скажу, по реакции нашего тбилисского гостя, который посмотрел труппу, понял, что он приятно удивлен количеством молодых перспективных актеров. Я, например, показал ему несколько кандидаток на роль Джульетты. Ведь чтобы пьеса попала в репертуар театра, нужно, чтобы она соответствовала трем параметрам: чтобы это была хорошая литература, чтобы болевые точки пьесы соприкасались с болевыми точками общества и чтобы было кому играть.
– Вы сказали, что зритель любит добрые, веселые спектакли. А более серьезные, философского плана?
– Видите ли, для этого нужен другой зал. А у нас театры строились с учетом того, чтобы в них проводить торжественные собрания. Сугубо театральные помещения должны располагать к интиму. Когда я пришел в этот театр, зал был оборудован лампами дневного освещения. Так не должно быть, светлое место в театре – это сцена, остальное должно быть приглушено. Посмотрите, в старом здании МХАТа, который в Камергерском переулке, деревянные сидения, даже не кресла, все очень скупо освещено, и лишь одно яркое пятно, которое называется сценой. Вообще, театр – очень интимная штука. Почему, скажем, я ставил «Чайку» на малой сцене? Потому что там есть такие нюансы, такие переходы, которые на большой сцене невозможно сыграть. Кстати, «Джут» тоже пойдет на малой сцене. Но это уже будет в новом сезоне.

http://www.kazpravda.kz/articles/view/ruben-andriasyan-zritel-obyazan-poluchit-inektsiu-dobra1/